Статьи - Концепция принятия себя

ЦЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ: ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА

Основной принцип рационального образа жизни состоит в том, что люди должны полностью принимать себя с позиции своего бы­тия, а не оценивать себя с точки зрения любых своих поступков. В противном случае они начинают противоречить себе, теряют уве­ренность в себе и, как следствие, не могут преуспеть в жизни.

На самом деле, оценка себя с точки зрения любых поступ­ков возможна только при условии, что человек совершает; до­статочно хорошие поступки. Даже если такие поступки или действия заслуживают одобрения в настоящем, то, вероятно, наступит такой момент, когда они будут менее похвальными. К примеру, человек становится старше с годами и, если он про­должает придерживаться одной и той же линии поведения, неадекватно себя ведет в различных ситуациях, с которыми он успешно справлялся в юности. Кроме того, никто не соверше­нен. Когда люди допускают ошибки, кто будет настаивать на оценке себя по поступкам?

Более того, зная, что вероятность ошибки (особенно при до­стижении значимой цели) обычно высока, люди склонны бес­покоиться о возможной неудаче слишком много. В результате люди часто сами себе мешают добиться успеха. Беспокойство усиливает чувства тревоги и смятения, отнимает время, почти всегда выводит из равновесия и тем самым мешает человеку со­средоточиться на решении конкретных проблем.

Перенос оценки любого поступка на человека в целом делает очень «опасной» попытку совершить этот поступок. Например, человек не стал бы рисковать в игре, если бы его проигрыш оз­начал бы для него, что он неудачник во всем. Поэтому он скло­нен придумывать предлоги и избегать попыток совершать дей­ствия, которые могут снизить его самооценку. Если же он тол­кает себя вперед и заставляет совершить усилие, то, поступая так, он все время переживает: «Добьюсь ли я успеха?» или «Бу­дет ли событие достаточно благоприятным?». В результате че­ловек не получает удовольствия от события или действия и счи­тает его продолжение таким трудным, что в конце концов он заключает нечто вроде: «Черт! Это событие действительно не стоит всего этого беспокойства». Результатом часто является отказ от деятельности и убеждение, несмотря на недостаток объ­ективных доказательств, что этого делать не стоит.

Например, художник, который хочет писать настенные фре­ски, имеет прекрасную цель и, вероятно, в будущем будет пре­красно проводить время, пытаясь достичь ее. Другая ситуация: очень известный художник по фрескам, который при этом был бы убежден, что он должен быть превосходным художником, так как в противном случае он считал бы, что не представляет никакой ценности как человек. В этом случае, так как ему свой­ственно ошибаться, он бы вскоре посчитал рисование слиш­ком рискованным занятием — кто же хочет доказывать, что он является ничтожеством? И вместо того чтобы подвергаться такому риску, он, вероятно, нашел бы предлоги или рациональ­ные объяснения: «У меня нет времени (денег) для рисования», «Моя больная рука не позволяет мне ничего рисовать» или «Никто не любит настенные росписи в наши дни, какая поль­за пытаться рисовать их?».

Если человек должен оценить себя, свою «значимость» или свои достоинства, то ему лучше сделать это исходя из какой- нибудь вполне надежной нормы, такой как его жизнь или су­ществование. Тогда он может в соответствии с этой нормой вполне оправданно решить: «Я хороший не потому, что я очень успешно делаю что-то, и не потому, что некоторые люди хва­лят меня, а просто потому, что я живу, что я существую». Когда человек принимает свою положительность как человека с точ­ки зрения существования или своей жизни, очевидно, он при­нимает себя фактически во всех условиях, которые он может встретить на протяжении своей жизни. Согласно этой норме, он не сумеет обрести положительность только в случае, если он умрет.

Оценка себя относительно бытия или существования являет­ся логическим решением проблемы самоценности. Такое реше­ние было предложено в работах Пола Тиллиха (Paul Tillich), Ро­берта С. Хартмана (Robert S. Hartman) и других философов-эк­зистенциалистов. Хартман оказал глубокое влияние на развитие рационально-эмоциональной психотерапии; так как психотера­пия, как продемонстрировал Перри Лондон и многие другие практикующие терапевты, уделяет много внимания нравствен­ности и ценностям, даже когда терапевт не вполне осознает этот факт. На самом деле терапевту лучше иметь разумную жизнен­ную философию и быть хорошо подготовленным к серьезному обсуждению философских вопросов со своими клиентами, если он хочет помочь им обрести душевное равновесие.

В своей работе с клиентами первоначально я опирался на мо­дификацию подхода Тиллиха-Хартмана. Однако мои попытки показать, что им в действительности никогда не придется при­уменьшать свою ценность как людей — вне зависимости от их поступков, плохих или хороших, или одобрения со стороны ок­ружающих — были не всегда удачными. Я начал сталкиваться с некоторыми очень яркими людьми, которые не верили этой тео­рии или, по крайней мере, имели серьезные философские воз­ражения. Так, эти клиенты возражали: «Вы говорите, что чело­век хорош только потому, что он живет, и что ему не нужны ни­какие другие подтверждения своей ценности. Я могу понять, как это может действовать. Если кто-нибудь действительно верит в эту идею, он не может в значительной степени обесце­нить свою жизнь, даже если допускает, что многие его действия плохи или достойны порицания. Но как вы можете утверждать, что человек является хорошим только потому, что он существу­ет? Как вы можете доказать эту гипотезу? Правильно, человек живет; вы можете определенно, эмпирически доказать это. Но что делает его положительным? Вы могли бы также заявить: «Че­ловек плох, потому что он живет». Эти утверждения, что чело­век хорош или что он плох, потому что он существует, являются определениями или тавтологией, и ни одно из них не является в действительности доказательным».

Я мог только соглашаться, когда слушай аргументы этих клиен­тов. «Они правы! Как я могу доказать, что существование человека равняется его ценности? Я, конечно, могу опровергнуть предпо­ложение любого клиента о том, что он не имеет значимости (то есть не представляет ценности для себя и заслуживает смерти), если его преследуют неудачи. Так как это предположение является тав­тологией, и не существует эмпирических данных, которыми он может его подкрепить. Но как я могу доказать ему. что он в дейст­вительности обладает безусловной ценностью?».

Действительно, нет ответа на вопросы «Чего я стою?» или «Каким образом я доказываю свою положительность?». Во-пер­вых, этот вопрос является несомненно бессмысленным и глу­пым. Вопросы «Что я делаю?», «Каковы мои особенности?», «Какова ценность этого поступка?» являются осмысленными, так как они спрашивают об особенности, характеристике или поступке, которые можно наблюдать и можно как-то измерить или оценить. Например, я играю в теннис, я хорошо отбиваю мяч с левой стороны, и моя игра сегодня была особенно хоро­шей, так как я выиграл все матчи, в которых участвовал. Но если я спрошу себя «Кто я?», как я могу ответить на этот вопрос, если не в свете своих особенностей, характеристик и поступков? Как я должен осмысленно ответить на такой неопределенный, не­ясный, достаточно бессмысленный вопрос?

Как отмечал Дэвид Борленд (David Bourland), понятие Я не яв­ляется чем-то наблюдаемым или измеряемым. Каждый раз, когда мы используем любую форму глагола быть, мы делаем чрез­мерные обобщения относительно себя. В действительности я не «теннисист», хотя я могу ошибочно присвоить себе такое звание. Я — человек, который, наряду со многими другими действиями, иногда играет в теннис. Я не «игрок, хорошо отражающий удары слева». Я человек, у которого есть некоторые обычные (и неко­торые необычные) характеристики, касающиеся игры в теннис, в том числе и удар слева. Но я часто применяю некоторые другие приемы, играя в теннис, например, ударяю с плохим кручением. Я не являюсь хорошим теннисистом из-за того, что моя игра се­годня была особенно хорошей. Несомненно, я человек, который сегодня играл очень хорошо, а завтра может играть очень плохо, на следующий день — снова хорошо, и так далее. Если я пред­ставляю собой нечто, то я являюсь чем-то сложным. Достаточно глупо и неверно относиться ко мне просто как к теннисисту, пси­хологу, писателю или кому-то еще. Наиболее точно, что я — лич­ность, которая осуществляет различные виды деятельности. Та­ким образом, «Кто я?» — глупый вопрос по отношению ко мне. Намного более разумно спросить: «Каковы мои особенности и как в различные моменты я их использую?».

Аналогично вопрос «Какова моя идентичность?» является со­вершенно бессмысленным, несмотря на попытки Эрика Эриксона найти на него ответ. Так как единственный мыслимый ответ на подобный вопрос: «Я — мужчина», «Я — американский подро­сток» или «Я — автор книг по психологии». И все эти определе­ния являются неверными, очень общими заключениями. Я дей­ствительно человек и совершаю бесчисленные поступки, хоро­шие и плохие. Меня нельзя законно охарактеризовать как «при­надлежащего к левым партиям», «терапевта рационально-эмо­ционального подхода», «музыканта» или при помощи любых дру­гих очень обобщенных выражений. Когда я использую эти виды названий, я использую краткий и очень неточный способ описа­ния себя, который скорее делает неясной, чем раскрывает мою сущность и мои реальные особенности.

Более того, когда я задаю вопрос «Какова моя идентич­ность?», то я в действительности подразумеваю, если я честен: «Насколько я развит по сравнению с вами? Не являюсь ли я членом группы (такой как группа пожилых американцев-ли­бералов), которая, по крайней мере, приравнивается или яв­ляется лучшей по сравнению с группой, членом которой яв­ляетесь вы? Не является ли моя идентичность, посравнению с вашей, подлинной и положительной? Не заслуживаю ли я, из-за моей идентичности, продолжения жизни и процветания, в то время как вы можете просто зачахнуть и умереть?». Вопро­сы «Кто я?» или «Какова моя идентичность?» могли бы техни­чески означать, как Эриксон иногда предполагал, что я про­сто хочу знать, каковы мои особенности и какова моя настоя­щая сущность. Казалось бы, ответы на эти вопросы нужны мне для того, чтобы я мог, применяя это знание, получать удоволь­ствие от своего существования на протяжении своих 75 лет или около того. В действительности эти вопросы часто являются одним из основных способов, которыми я играю в эго-игры. Иначе говоря, я изо всех сил стараюсь доказать, что я значи­мый, а вы - нет, что мир будет справедливо почитать меня и осуждать вас, что я рано или поздно попаду в рай, в то время как вы с позором будете гореть в аду.

Фактически, вот основная причина того, почему люди зани­маются самооценкой: человеку необходимо убедитъся в том, что он хороший, а вы (весь остальной мир) — нет; и что, так как он хороший, он заслуживает продолжения жизни и получения удо­вольствия и в конечном итоге достигнет некоторого спасения. Когда у человека есть хорошее эго, он не просто хочет жить и получать удовольствие, он хочет оградить себя от всего плохого и поклоняться себе.

«Все это, возможно, правда, — может сказать мой клиент. — Но как отмечали столетиями мудрецы, не должно ли так быть всегда? Может ли человек по-настоящему жить удовлетвори­тельно без эго, самооценки, гордости, чувства собственной зна­чимости или чего-нибудь еще в этом роде?».

«Конечно, - говорю я клиенту, когда вижу, что будет трудно убедить его, что он хороший только из-за того, что он существу­ет, — я не могу доказать вам, что вы по-настоящему имеете ценность, так же как вы не можете доказать мне, что вы на самом деле ничего не стоите. Так как любые нормы или измерения, ко­торые, как нам кажется, мы используем в таких аргументах, яв­ляются тавтологией. Я говорю, что вы хороший только потому, что вы существуете. А вы справедливо демонстрируете мне, что это всего лишь мое определение положительности или значимос­ти. И вы говорите, что ничего не значите, так как вы поступаете плохо. Я же, в свою очередь, демонстрирую вам, что это просто ваше определение критерия плохо. Мы оба ни к чему не придем с такими аргументами, так как они не имеют и не могут иметь ни­каких эмпирических ссылок. Но почему нам вообще приходится думать об этом или наклеивать ярлык на вашу значимость или ценность? Почему мы нуждаемся в такой концепции?».

«Действительно, я не могу даже думать о человеке не оцени­вая его в общем — не испытывая к нему симпатии или неприяз­ни», — соглашается клиент.

«Почему не можете? Почему человеку приходится выдумы­вать любой вид или тип самооценки?»

«Я полагаю, что таким образом он может эффективно жить».

«Эффективно? — спрашиваю я. — Глупости! Чем больше он оце­нивает или измеряет себя, тем менее эффективно он будет дей­ствовать. Во-первых, он тратит много, если не большую часть, своего времени и энергии на оценивание. Во-вторых, он никог­да не сможет дать очень точный или последовательный ответ. В-третьих, он настойчиво стремится к совершенству. Поскольку он человек, ему свойственно ошибаться, поэтому он оценивает себя несколько негативно. В результате он сосредотачивается на подсчете своих шансов на успех, а не на своих действиях. Каким образом все это может помочь?»

«Я понимаю, что вы имеете в виду. Но я все еще не могу понять, как он может полностью избежать собственного оценивания».

«Хорошо, давайте я покажу вам, как это возможно», — отпа­рировал я уверенно. Далее я продолжаю показывать клиенту, что все, что он по-настоящему вынужден делать, — это только при­держиваться эмпирических рамок и рассматривать свою жизнь следующим образом.

 

1. Очевидно, что человек существует или живет. Это можно
   довольно просто установить при помощи наблюдения и прове­
   рить наблюдениями других людей.

2. Он может сделать выбор продолжать жизнь или дать себе
   умереть — еще один эмпирически наблюдаемый факт.

3. Он может, если он выбирает продолжение жизни, либо стре­
   миться больше к удовольствию, чем к боли, либо стремиться
   больше к боли, чем к получению удовольствия, - это тоже эм­
   пирически установленный факт.

4. Он может принять решение в пользу существования или
   получения удовольствия на основе гипотезы «Для меня хорошо
   жить — значит получать удовольствие» или на основе гипотезы
   «Я хороший, и поэтому я заслуживаю жизни и получения удовольствия». Если он принимает решение на основании первого утверждения, он не станет причислять себя к чему-либо или оценивать себя, хотя он все-таки оценивает или измеряет свои поступки (то есть жизнь и получение удовольствия). Если он принимает решение на основании второго утверждения, он при­ вносит эго и оценивает себя.

5. При отсутствии какой-нибудь самооценки или измерения
   силы эго он может решить продолжать жизнь и получать так
   много удовольствия, сколько он сможет найти. В таком случае
   его основными вопросами к себе не становятся «Кто я?», «Ка­кова моя идентичность?» или «Какова моя ценность?». Скорее
   ими становятся «Каковы мои характерные черты?», «От каких
   поступков я получаю удовольствие?», «Как я могу улучшить свои
   некоторые черты, чтобы продолжать жить и получать макси­
   мальное удовольствие?».

Это основная линия поведения, которой я придерживаюсь со своими клиентами.

«Посмотрите, — говорю я им, — если вы должны оценить себя или измерить свои качества или погрязли в том, что обычно называют эго или эго-играми (а я настоятельно отговариваю вас от этого), у вас есть простое решение проблемы собственной ценности. Только определите себя как положительного по от­ношению к своему существованию, своей жизни. Скажите себе тоном, не допускающим возражений: «Я живу, и я хороший, так как я живу». Эта простая формула, если вы на самом деле пове­рите в нее, сработает и будет практически неопровержимой. Так как, веря в нее, вы никогда не будете чувствовать себя очень тревожно или противоречить себе. А когда вы умрете, вам по-прежнему не о чем будет сильно беспокоиться!

Но если вы хотите решить проблему ценности — а я предпо­лагаю, что вы стремитесь к этому, — тогда вам лучше избегать оценивания себя вообще. Вы не хороши и не плохи — вы просто являетесь собой. Вы есть, вы существуете! Вы обладаете многи­ми способностями, которые вы можете оценить: свои способ­ности к чтению, беседе, письму, бегу, плаванию, вождению ма­шины и так далее. Но вы никогда не должны перепрыгивать, как будто по волшебству, от оценки этих особенностей к оцен­ке самого себя. Вы можете, если хотите, описать свои интересы, характерные черты, таланты, но лучше не оценивать себя лич­но. Тогда, исключая самооценку, ведение эго-игры соперниче­ство за «положительность» с другими людьми, вы можете спро­сить себя «Чего я на самом деле хочу в жизни?» и можете попы­таться найти эти занятия и получить от них удовольствие».

Конечно. задача у терапевта достаточно сложная — заставить клиентов прекратить оценивание себя и в большей степени при­держиваться измерения и оценивания своих черт. К сожалению, мне часто кажется, что почти все люди рождаются и воспиты­ваются, чтобы присваивать себе оценки. Конечно, они приме­няют различные оценки своих черт для выявления норм этих оценок. Например, в Соединенных Штатах они оценивают себя как «хороших», если у них есть много денег, образование или художественный талант. Во многих более примитивных частях мира люди оценивают себя в качестве «хороших», если у них есть физическая сила, способность к деторождению или, воз­можно, склонность к охоте за головами. Но где бы люди ни жили, они не склонны просто принимать себя, с любыми осо­бенностями и талантами, которыми они случайно обладают, они стремятся искать удовольствия, которые им нравятся (а не те, которые должны им нравиться по мнению других людей).

Является ли эта способность людей к самооцениванию более или менее врожденной? Я полагаю, что да. Люди по всему свету склонны к обожествлению себя и преуменьшению значимости других (или наоборот), а также способны угнетать себя, когда они не достигают цели в каких-нибудь аспектах жизни, в кото­рых они должны ее достигнуть, как диктует им их культура. По­этому можно предположить, что люди по своей природе с лег­костью впадают в оценивание себя и, в конечном итоге, в пат­терн самообвинения. Часто говорят, что любовь заставляет мир вращаться. Да, но это касается, главным образом, любви к са­мому себе или яростного стремления большинства людей до­стигнуть такой любви.

Хотя человек обладает уникальными способностями к наблю-дению и логике и, следовательно, является единственным жи- вым существом, рожденным, чтобы быть исследователем, он также обладает уникальными способностями к религиозности и мистическому мышлению, к нелогичным рассуждениям и аб-солютной вере, не подкрепленной доказательствами. Ролло Мэй думает, что человек от рождения предрасположен к тому, что он называет демоническим. Но в то время как Мэй сдается и счи­тает, что человеку лучше примирять свои порочные наклонно­сти и глубоко иррациональные корни, я придерживаюсь гораз­до более оптимистичного взгляда. Я утверждаю, что человек может размышлять более рационально, хотя он и редко так по­ступает; что он способен оставить суеверия и мистику; и что он может научить самого себя и вполне последовательно придер­живаться логико-эмпирического метода в рассуждениях о себе и мире. Более того, если он действует так большую часть време­ни, он может прекратить свои абсурдные эго-игры и самооце­нивание, принять себя и других и найти более разумную цель в жизни: получать удовольствие от своего существования. Яговорю своим клиентам: «Хорошо, посмотрите прямо в гла­за этому факту: вы совершали очень глупые ошибки большую часть своей жизни. Вы не добились успехов на работе, которых могли бы добиться; вы женились не на той девушке и затем бесконечно пожинали плоды этого поступка; вы были намного более худшим отцом своим детям, чем могли бы быть, и, следова­тельно, способствовали возникновению ненужных проблем у них. Хорошо. Вы совершали все это, и нет смысла пытаться оправ­дать ваши действия или сказать, что они были правильными. Они не были верными; они были глупыми и неправильными. Но по­чему вы вините себя и отрицаете свою ценность из-за того, что действовали такими отвратительными способами?».

«Хорошо, но следовало ли мне совершать эти неверные по­ступки и таким образом причинять боль себе и другим?».

«Конечно, следовало, просто потому, что вы это сделали. Ес­тественно, было бы желательным, если бы вы не поступали та­ким образом. Однако из того, что поступок желателен, вовсе не следует, что он должен произойти. Только какой-нибудь неиз­менный, божественный закон Вселенной может предписывать, что вы должны, что вам следует делать то, что желательно. А где существует такой закон? Можете ли вы продемонстрировать, что такой закон когда-нибудь существовал или когда-нибудь будет существовать?».

«Я понимаю, что вы имеете в виду. И если не существует ни одного неизменного закона Вселенной, который предписыва­ет, что я не должен был делать то, что я сделал, тогда, я полагаю, вы будете утверждать, что не существует ни одного дополни­тельного закона, который предписывает, что я должен быть на­казан за нарушение того закона».

«Правильно! Конечно, вы по-настоящему наказаны за мно­гие свои неправильные действия. Если вам не удалось что-то выполнить по работе так хорошо, как вы могли бы, вы не полу­чаете награды, то есть материального или карьерного роста. Если вы остаетесь с женой, с которой вы не совместимы, вы живете хуже, чем могли бы, то есть вы ведете жалкую семейную жизнь. Таким образом, плохие или неэффективные поступки обычно (хотя не всегда) несут в себе и наказания. Но когда вы думае­те, что вы ничтожество и что вы должны быть наказаны, вы на самом деле имеете в виду, что некое мистическое сверхсущество во Вселенной шпионит за вами, замечает ваши ошибки и уста­навливает вам наказание. Хорошо, вы можете представить, что на самом деле существует такое сверхсущество, которое имеет такие садистские наклонности, что оно собирается нарочно до­бавить особое наказание для вас, когда вы уже серьезно наказа­ны своим глупым поведением?».

«Нет, я полагаю, это не так. Я полагаю, я действительно верю в какого-нибудь монстра, когда я думаю, что заслуживаю нака­зания за свои плохие поступки».

«Несомненно, вы верите. А как насчет дел в будущем? Вери­те ли вы по-настоящему, что если вы будете жить на этой земле и совершать ошибки, то вы обретете следующую жизнь где-ни­будь еще и там вам придется страдать за свои земные ошибки?».

«Ну, едва ли! Но мои действия, если честно, означают, что я действительно отчасти верю в такую глупую болтовню, так как я часто чувствую, что буду вечно осужден, когда совершаю не­правильные поступки во время своего земного существования».

«Да. То есть вы действительно продолжаете осуждать себя раз­личными способами, и вы действительно чувствуете, что долж­ны быть временно или вечно наказаны. Однако вы, как чело­век, не подлежите оценке в любом случае, хотя ваши поступки, возможно, подлежат. Теперь, каждый раз, когда вы действитель­но чувствуете себя подобно червяку, вам лучше полностью признать, что вы оцениваете себя негативно и далее энергично опротестовать эту оценку. Вы, таким образом, не решите практиче­ские проблемы, которые одолевают вас: как работать лучше, как ладить со своей женой или как быть хорошим отцом своим де­тям. Но вы решите свою эмоциональную проблему Вы безого­ворочно примите себя, хотя будете продолжать не одобрять или отказываться принимать очень большую часть своего поведе­ния. Вы будете продолжать оценивать свои черты, но прекра­тите оценивать себя».

«Могут ли люди в действительности следовать этому методу?» «Не полностью и не всегда. Но если они продолжают рабо­тать над этим, они могут справиться с этой задачей, и у них не будут возникать проблемы с эго. Фактически, существование проблемы эго на самом деле означает, что вы пытаетесь быть сверхчеловеком и не принимаете свою человечность, свою подверженность ошибкам. Если вы следуете ходу рационально-эмо­циональной терапии, которая является одним из самых гума­нистических методов решения личностных проблем, вы без­оговорочно примете себя и других. Такая терпимость, на мой взгляд, является сутью эмоционального благополучия. Почему бы не попробовать и не принять его для себя?»

Рационально-эмоциональный подход в психотерапии явля­ется не только необыкновенно эффективным в клиническом плане, но теперь подкрепляется значительным количеством экс­периментальных данных, которые почти последовательно под­тверждают его феноменологические принципы и указывают на то, что на человеческие эмоции и поведение в громадной сте­пени влияют его когнитивные способности. Кроме успешного практического применения рядом клиницистов, которые под­тверждают эффективность подхода, он также имеет значение в образовательной сфере, в индустрии и в других сферах челове­ческой жизни. Существуют клинические, экспериментальные и другие подтверждения эффективности рационально-эмоцио­нальной терапии.

Вся психотерапия, по существу, является системой ценностей. Человек, у которого есть проблемы, решает, что он предпочел бы менее тревожное, угнетенное или враждебное состояние. Он обращается к психотерапевту, так как считает, что ему может помочь разговор с ним. Со своей стороны, терапевт соглашает­ся с клиентом, что ему не обязательно быть в такой степени обес­покоенным и что он может помочь ему чувствовать и вести себя лучше. Теоретически, клиент и терапевт могут согласиться, что сильная тревога, депрессия и враждебность явля ← Назад